Эта история была рассказана мне её главным участником, и произошла много лет назад в годы его отрочества. Она представлена здесь в виде рассказа, точно отражающего основные вехи события. Изменены лишь имена.

                     ВЕЛИКАЯ   СИЛА   ИСКУССТВА

     Входная дверь громко хлопает. Портфель от порога летит в угол. Шапка и пальто – на диван, как придется. Пепельная сиамка Зита   предусмотрительно удаляется   в спальню.    

      Состоялось возвращение шестиклассника Женьки Папкина из школы.

      Папкин! Мамкин! Попкин! – при такой фамилии и прозвища соответствующие. Но, Женьку это не колышет. В классе есть прецеденты и похуже.

      Шмыгая носом и сопя, Женька открывает холодильник, и плюхает на стол кастрюлю с борщом. Разогревать лень. Пищу, вообще, рекомендуют употреблять в прохладном виде. Холодный борщ с черным хлебом! Что может быть лучше?

     Воздух наполняется восхитительным ароматом.

     В спальне, под кроватью, Зита начинает шевелить чутким влажным носиком и нервно подергивать хвостом. Несколько минут восточная гордость борется в ней с природными инстинктами. Последние побеждают, и Зита, выбравшись из убежища, скромно усаживается на пороге кухни, в любое мгновение готовая ретироваться.

    Но, Женька сегодня в хорошем настроении. Он смотрит в круглые, голубые глаза Зиты, и набитым ртом сообщает:

-       Историчка не вызвала – раз! Контрольную по геометрии сорвали – два! Ленка Акопян в субботу придет на каток – три!

Одновременно с последними словами на пол летит кусочек мяса, извлеченный из тарелки двумя пальцами.            

     Жирные брызги разлетаются по цветному линолему, и Зита, деловито встряхнув добычу, начинает есть . Настроение у нее тоже поднимается.

    Отобедав, Женька сваливает грязную посуду в раковину (успеет вымыть до прихода матери).

 Затем укладывается на диван и врубает маг. Скрипит кассета, зажигается красный огонек. Хрипло и задушевно орёт Челлентано.

     Включать магнитофон строжайше не рекомендуется старшей сестрой Валей. Но, Женьке начхать на её рекомендации.

     Повалявшись ещё немного, он извлекает из-под дивана рекламный проспект фирмы “Форд”, привезенный отцом из-за границы и, перелистывая страницы, разглядывает низкие, обтекаемые машины. Их рекламируют стройные, модно одетые девушки. Одна из них, в узеньких плавках, стоит топлесс, прислонившись к блестящему полированному боку красного автомобиля. И улыбается белозубо и откровенно.

     Девушка очень красива. У неё ровный оливковый загар и длинные стройные ноги.

     “Значит, и загорает так…” – Мелькает в голове у Женьки.

     Женька воровато смотрит на дверь, но в квартире, кроме Зиты, никого нет.

    Созерцание девушки прерывает резкий звонок в дверь.

     Женька срывается с дивана, лихорадочно засовывает журнал под диван и несётся к двери.

     Глянув в глазок, облегченно вздыхает - Зуб!

     Зуб это – Васька Зубов, одноклассник и большой шалопай, за что премного уважаем сверстниками.

     От румяного, круглолицего Зуба пахнет морозом и почему-то мокрым бельём.

-       На чердак лазил. Матери помогал. – Сипло поясняет Васька, и следует за Женькой в комнату.

 Некоторое время друзья оживленно обсуждают сорванный урок геометрии.

  -      А Марья-то! Марья! – заразительно хохочет Зуб, и нудным, писклявым голосом очень похоже передразнивает учительницу: “Па-а-а-пкин! А, если бы директор услышал!”

-       Как пить дать, мать вызовут! – жизнерадостно констатирует он.

У Женьки на мгновение портится настроение. Мать,  действительно, могут вызвать. А это ничего хорошего не сулит.

-       Может, и не вызовут. – неуверенным голосом говорит он и, чтобы отвлечься от неприятных мыслей, показывает Зубу загорелую девушку.

-       М-да-а… - тянет Васька, разглядывая девушку с видом профессионального сутенёра. – Ничего так… Но, больно тощая.

 Повертев, картинку туда-сюда, он неожиданно изрекает:

 - Я тебе таких сто штук покажу! Вообще, без всего и не на картинке… Хочешь?

     Женька недоверчиво смотрит на приятеля.

     Зуб наклоняется и с заговорщеским видом что-то  шепчет ему на ухо.

     Женька неуверенно мнется.

      - Ну, что ты, как маленький! – издевается Васька. – Я там раз двадцать побывал. Надоело уже.  Ради тебя только пойду.

      Но Женька ещё сомневается, и тогда Зуб, осердясь, силой стаскивает его с дивана.

      - Увидят! Увидят… Ничего не увидят. Иди, одевайся!

     Друзья выходят в переднюю. Зита провожает их круглыми, всё понимающими глазами и, сладко потянувшись, прыгает на подоконник – полюбоваться быстро темнеющим зимним пейзажем.

    Через минуту приятели уже на улице. Посёлок стынет в снегу, как зачарованный. Из всех почти труб тянутся тоненькие прозрачные дымки. Красиво…

    Но, Женьке не до красоты. Зуб ведёт его задворками к довольно большому двухэтажному зданию, выкрашенному в противный жёлтый цвет. С двух сторон и сзади здание облепили гаражи и сараи.

   -  Здесь! – таинственно говорит Зуб, останавливаясь у одного из гаражей. – погоди! Я сейчас.

    Он ставит ногу на приступок здания, ловко хватается за ветви растущей рядом сосны, и через мгновение взбирается на крышу гаража. На Женьку сыпется снег.

     А Зуб уже подает знаки.

      Лазить Женька мастак. Подтянувшись и перебирая руками, он пристраивается рядом Зубом.

    - Повезло! – шепчет тот прямо в ухо Женьке. – А то, бывает, по пятницам солдат моют. Так, и смотреть не на что.

     Женька еще раз оглядывается и прикладывает нос к запотевшему стеклу. Оно окрашено в белый цвет, но, кое-где краска отстала.

   За окном – общий номер бани.

   Прямо перед ними на широкой каменной скамье моется крепкая полногрудая тётка. Набрав воду в широкую оцинкованную шайку, она выливает её себе на голову и громко ухает. Вода с шумом плюхается на пол, и мыло жемчужными струйками бежит по розовому, светящемуся изнутри телу. В номере ещё несколько женщин.

   - Да не туда смотришь! Направо, в угол гляди! – сердится Васька. Он раскраснелся, и шапка сползла ему на затылок.

    Женька поворачивает голову и непроизвольно открывает рот: в углу плещется тоненькая, темноволосая девушка, почти подросток. Женька её знает. Она учится в ПТУ напротив их школы. Он её не раз там видел.

     Мокрые волосы облепили худенькие плечи, мыло попало в глаза, и она, с недовольной гримасой на хорошеньком личике, брызжет на себя водой из шайки.

     Женьку начинает бить озноб. Он уже не знает, сколько времени стоит так, на крыше чужого гаража, и смотрит сквозь узкую незакрашенную полоску стекла. Смутное ощущение приятной вседозволенности и чего-то нехорошего раздирает его взбудораженную душу.

     Девушка еще раз тщательно намыливается и идет под душ. Упругие серебряные струйки веером обдают её разгоряченное тело.

     Женька непроизвольно щурит глаза. Внезапно в его сознание закрадывается ощущение тревоги, тут же подтверждённое лёгким шорохом извне.

     Женька быстро поворачивает голову: Зуба рядом нет. Женька смотрит вниз и… встречается с широко раскрытыми глазами матери.

   Кровь со страшной силой бросается ему в лицо, а руки и ноги слабеют и становятся ватными. Как он оказался на земле – не помнит.

    Механически переставляя ноги, он плетётся  за матерью, обмирая от невыразимого стыда.

    - Иду с работы и на тебе! – глухо бросает мать в морозный воздух. – Бабка Степанида навстречу! Радостная такая. Зубов сынок, говорит, твоего дурака на голых баб пялиться повёл. Сам туда шляется и твоего приобщает. У Степаниды же не глаза – локаторы!

      Женька молчит и тупо разглядывает ритмично мелькающие носы своих ботинок.

      «И посуду не успел помыть». – Пролетает в его голове отстранённая мысль.

Дома он отказывается ужинать и запирается в своей комнате.

      Непосвящённая в ситуацию Валя весело рассказывает матери о каких-то своих незатейливых радостях.

      Зита, органически не выносящая закрытых дверей, время от времени подходит к Женькиной комнате и безуспешно старается её открыть.

      Наконец, всё успокаивается.

      Женька не спит и, лёжа на спине, смотрит в темноту остановившимися глазами. В прежней жизни для него всё кончено. Есть только два выхода: убить себя или уйти из дома.

      Страдальчески скривив лицо, он обдумывает оба варианта.

      Яркая фантазия отчетливо рисует ему удручённые лица одноклассников, учителей и Ленки Акопян… Горящие нездоровым любопытством глаза бабки Степаниды; себя, бледного и утопающего в море цветов, слёзы матери… Картина ужасная.

       Женька начинает беззвучно плакать, и подушка становится мокрой.

      Нет! Это не подходит. Лучше уйти на лесоразработки. Он – здоровый. Справится. Через три года станет совершеннолетним, широкоплечим и красивым. А на темноволосой девушке женится. Надо только выдержать эти три года. А, как жаль свою тёплую уютную комнату, книги, вечно строящую его сестру, родителей и Зиту…

    Женька вертится, не находя покоя.

    Его мама тоже не спит: Женька! Её бутуз Женька, еще недавно ходивший в садик, становится взрослым! А, как хотелось, чтобы он подольше оставался маленьким! И вот, он уходит от неё в мир юности, своих забот и волнений… И ему надо как-то помочь, чтобы не упал, не заблудился. И этот сегодняшний случай тоже… Что делать – она не знает. И муж в плавании. Он бы посоветовал, поговорил, наконец, с взъерошенным, как воробей, мальчиком. А, делать что-то надо. Ведь так и привыкнет смотреть в щёлку на всё красивое.

     В семь часов утра Женька просыпается. На душе у него скверно. За окном ещё темно. Ужасно хочется в туалет, но для этого надо пройти мимо комнаты матери.

      «Не встану. Умру, а не встану!» - думает он.

       Так проходит минут двадцать.

-       А ну-ка, вставай! – заглядывает в комнату мать.

   Женька быстро вылезает из кровати и плетётся в туалет.

       «Схожу-ка в школу и там всё обдумаю» - решает он. – «Следы надо хорошенько запутать, а то найдут быстро. Когда Цыган с Борькой на Байконур смывались, их на второй день поймали!».

       На кухне уже дымится янтарная яичница. Валя, чистенькая, в белом фартучке, допивает чай. Зита возле плиты тщательно трёт лапкой свою глубокомысленную, усатую рожицу.

    Женька садится к столу и утыкается носом в яичницу, даже  не дёрнув сестру за косу, как обычно.

     - Опять чего-нибудь отколол в школе? – Спрашивает Валя, но брат не удостаивает её ответом.

     Допив чай, Валя идет к выходу.

    - Я бегу, ма! – доносится от дверей её голос.

     Женька тоже вылезает из-за стола и берётся за портфель.

   - Положи-ка его на место! – неожиданно говорит мать. – Сегодня поедешь со мной.

    Женька удивлён и встревожен. Куда это ещё? У неё же сегодня дежурство.

    Оба молча одеваются и выходят из дома.

    На улице Женька, надвинув шапку поглубже, боковым зрением засекает дорогу. Мать ведёт его по направлению к станции.

    «В город потащит!» - догадывается Женька. – «Чего ради? Может, в колонию сдаст? Неужели она на это способна?».

     От посёлка до Ленинграда – двадцать минут на электричке. Людей на платформе немного. Кому на работу в город, уже уехали восьмичасовой.

     В электричке Женька отворачивается к окну и мрачно смотрит на мелькающие за окном сосны.

    Вот и Финляндский вокзал.

     Через зал ожидания мать ведёт Женьку в метро. Выходят на станции «Невский Проспект». Затем – троллейбус, и - прямиком к Зимнему дворцу.

      Массивные двери открываются без скрипа. За ними – к кассам, потом в гардероб.

      Здесь уже Женька перестаёт что-либо понимать и просто плывёт по течению.

      Один за другим минуют они величественные залы Эрмитажа. Женька уже побывал здесь три раза. Один раз с экскурсией от школы, два раза с родителями. Но, кроме рыцарского зала, ничего особенного для себя не обнаружил.

      На стенах – маленькие, большие и огромные картины. По стенам - множество роскошных ваз и старинных буфетов.  В витринах лежит ещё что-то, видимо, очень ценное потому, что у входа в каждый зал сидят пожилые тётеньки и внимательно следят за поведением посетителей.

     Мать приводит Женьку в длинный узкий зал со множеством мраморных изваяний. Они останавливаются перед одним из них, и мать, взяв сына за руку, говорит взволнованным голосом:

    - Гляди! Хорошенько гляди!...Вот так надо смотреть на женщин!

      Женька неуверенно поднимает глаза.

      Перед ним на каменном постаменте, в полный рост – три обнаженные женские фигуры. Сёстры или подруги, а может, просто богини.      Женька совсем не разбирается в искусстве и, тем более, в скульптуре. Но, и ему чудится, что прекрасные тела - дышат. Свет проникает в глубину мрамора, создавая трепетное впечатление плоти и крови. Кажется, что в груди каждой из мраморных богинь бьётся живое сердце…

       Ещё меньше Женька разбирается в своих собственных чувствах. Вид обнаженного женского тела опять поднимает в нём ту же смутную, загадочную волну, возбуждающую силу которой он пережил вчера вечером, стоя на заснеженной крыше гаража. Правда, куда-то исчезло ощущение чего-то нехорошего…

        Он бы смотрел и дольше, но – стыдно перед матерью и окружающими.

        Женька отводит глаза в сторону.

        Потом они идут к столь любимым матерью «малым голландцам». Затем – в рыцарский зал.

        Здесь Женька чувствует, что тяжелый гранитный валун, давивший ему на грудь, исчез окончательно. И он уже спокойно, со знанием дела обсуждает с мамой достоинства и недостатки многочисленных кинжалов, мечей и  рыцарских доспехов. Тем более, что отец – военный моряк, недавно подарил ему книгу «Человек и оружие».

      Больше на эту тему они с матерью никогда не разговаривали. И на крышу того самого гаража его тоже почему-то больше не тянуло.

       Прошло много лет. Сегодня Евгений Иванович – солидный, семейный человек в возрасте. На подходе – давно ожидаемые внуки. В Эрмитаже он бывает нечасто. В основном, когда приезжают иногородние друзья или родственники. Но, и в этом случае, он всегда приходит в зал итальянской скульптуры. Задерживается у всемирно известной группы Антонио Кановы «Три грации». Стоит, всматриваясь в трепетную красоту, изваянную гениальным мастером… Возможно, вспоминает слова матери. А, может быть, и ту темноволосую девушку из ПТУ…

                    Антонио Канова. "Три грации".